Если остановить на улице 10, 20, 30 прохожих и спросить у них, какая их первая реакция на слово «религиозность» – варианты ответов будут разные.
17 лет назад я отнес бы себя к той группе, у которой это слово вызвало бы однозначно негативную реакцию (кстати, и сейчас тоже). Но большинство из тех, кто сказал бы, что первая их реакция на слово отрицательная, вряд ли смогли бы с ходу объяснить, почему это так. Хотя если бы мне тогда дали достаточно времени, чтобы сформулировать объяснение своей реакции, то оно звучало бы примерно так:
«Религиозность» – это желание человека показать другому человеку, в чем тот не прав, при этом не интересуясь им самим. Или, по-другому, это желание показать свой фокус на истине, не уравновешивая это своей полной откровенностью о себе и своих личных слабостях и недостатках.
(Я сейчас не ставлю цель напомнить о первоначальном смысле термина «религия», для меня важно то, что сегодня люди связывают с этим словом).
Я, задумавшись о смысле (вернее, о бессмысленности) своей жизни на последних курсах института, посетил несколько собраний различных общин. Плюс к этому в институте активно общался с ребятами, проповедовавшими самые различные учения. При всей их пестроте, как ни странно, они для меня сливались в одну достаточно однородную массу. Общим знаменателем (который я чувствовал очень сильно) было именно то качество, которое я обрисовал как основной признак «религиозности». Т.е. это качество вообще не было связано с особенностями какой-то конкретной конфессии.
Главной особенностью людей, которых я однажды повстречал, было полное отсутствие этого признака. Они не скрывали, что у них есть свой взгляд на Библию, веру, другие конфессии и пр., но они не начинали с того, что выясняли мое положение в их системе духовных координат, не наклеивали на меня соответствующий ярлык. Началось все с очень неформального и человечного знакомства в метро, в результате которого я, крайне заинтересованный, пришел на встречу, проходившую на квартире (беседу о Библии), которая так же разрушила все мои ожидания и готовые сценарные заготовки того, как все будет происходить.
Этим людям было очень хорошо друг с другом, и они естественным образом окружали приходящих к ним в свою атмосферу, делясь ей. Вопросы, которые в конце концов начинали звучать с их стороны, начинались лишь тогда, когда человек сам хотел начать откровенный разговор. И нелицеприятность этих вопросов уравновешивалась той атмосферой, в которой протекал разговор – когда отвечавший на вопросы ощущал, что какие бы неприятные вещи он не рассказал о себе, это не повлияет на отношение к нему слушающих. Они успевали сформировать о себе картинку людей, которых не способны обескуражить самые некрасивые факты, которыми ты делишься.
Мне в тот момент было абсолютно безразлично их специфическое отличие от остальных конфессий, протестантских или традиционных, тем более, что и познания мои в этой области в тот момент стремились к нулю. Имело значение только одно – я нашел людей, чья «нерелигиозность» напомнила мне те ощущения, которые я испытал, читая Новый завет. (Собственно, потом, спустя много времени, я увидел эту «нерелигиозность» и в Ветхом завете, но тогда он был для меня чем-то вроде пещеры Али-бабы, сокровища которой казались недоступными из-за опасностей, подстерегавших в ней).
Т.е. мое мнение о себе тогдашнем заключается в том, что, встреть я тогда людей такого склада – представителей православной, католической, какой угодно общины, – я бы устремился навстречу им с таким же искренним порывом. Ибо, повторяю, меньше всего меня в тот момент интересовали исторические корни, доктринальные трения и несогласия.
Но повстречал я таких людей в лице ребят из миссионерской команды, посланной из московской церкви учеников Христа, которая появилась, как и многие другие, в результате так называемого Бостонского движения.
Это движение за последние 30 лет прошло, как и многие другие, период расцвета, упадка и переосмысления. Для внешнего наблюдателя, смотрящего на цифры, сроки и прочие факты, это движение вряд ли чем-то отличается от множества других конфессиональных движений. Честно говоря, мне это не так уж важно сейчас. Главное заключается в другом. Я вижу вокруг себя людей, за многие годы не утративших того главного качества, которое и тогда, и сейчас, являются для меня определяющими. У них есть вера, но нет нетерпимости, есть убеждения, но нет «религиозности».
Я согласен с тем, что людей с этим признаком можно найти в самых разных конфессиях. Для меня сейчас, как и 17 лет назад, определяющим является то, что 1) рядом со мной, в моей общине, такие люди есть; 2) количество этих людей вокруг мня говорит о том, что это отличительное свойство моей общины.
Я не хочу сравнивать конфессии по принципу «лучше-хуже» или «правильнее-неправильнее», поскольку мои критерии сравнении в большинстве случаев не совпадут с критериями оппонентов из этих общин. Я предлагаю универсальный критерий, а именно то определение «религиозности», которое озвучил в начале, и суть которого сразу поймет большинство людей, неважно, верующие они или нет.
Люди, активно верующие (т.е. убеждения которых нельзя не заметить) но при этом нерелигиозные, не напрягающие тех, кто рядом с ними. Люди, общаться с которыми хочется, несмотря на то, что они верующие и не скрывают этого.
1) наличие таких людей в любой отдельно взятой конфессии;
2) их количество по отношению к общему числу членов общины –
определяют и ее облик в целом.
Понятии «активно верующий, и при этом нерелигиозный» для меня ценно еще и тем, что помогает очень просто дать понимание терминам «Дух» и «духовность». На практическом, повседневном уровне, на уровне социальном, на уровне взаимоотношений это, на мой взгляд, синоним данных понятий.
Можно до бесконечности рассуждать о духовности и о Святом Духе, у кого Он есть и у кого Его нет, но то, что на практике Его присутствие выражается в данных качествах – для меня проверенное многолетним опытом наблюдение.
автор: Михаил Калинин
• Об авторе >
• Все публикации Михаила Калинина >
Спасибо Михаил! Интересно поразмышлять.
Есть истинно религиозные люди, которые основывают свою веру на истоках религии, например — Христианство от Христа. Так же религиозный отличается от религиозного, точно так, как верующий от неверующего.
И есть люди во всех конфессиях и религиях, которые ставят выше Любовь к Богу и ближнему более доктрин религии к которой принадлежат.
Ведь Иисус говорил, что по любви и делам любви определяется истинно верующий человек. В подтверждение он дал притчу о добром саморитянине.
И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?
Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь?
Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.
Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.
Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?
На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?
Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.
— Лк.10:25-37
Дело в том, что служить Богу нельзя принуждать, заставлять, запугивать или совершать сделку, но должны быть побуждены духом Бога, любовью к Нему и к людям.